...Большой секрет для маленькой,
Для маленькой такой компании,
Для скромной такой компании
Огромный такой секрет.
Ах, было б только с кем,
Ах, было б только с кем,
Ах, было б только с кем
Поговорить
Юнна Мориц
...Они уже согласны заплатить
Любой ценой. И жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.
В.С. Высоцкий
Введение
Диалог присутствует в культуре, науке, искусстве, повседневной жизни. Все большее место занимает он и в психотерапии. Для гештальт-терапии диалог является неотъемлемым свойством, одним из ее “трех китов” - базисных оснований (1).
Эффективность диалога доказана терапевтами Лос-Анджелесского объединения гештальт-терапевтов (GATLA). Мне посчастливилось с 1997 года общаться с Бобом Резником, Тоддом Берли и другими представителями этой школы гештальт-терапии. Диалог в ней основан на диалоге-встрече, разработанном Мартином Бубером, но практически, на мой взгляд, оказывается намного шире.
Диалогизм Мартина Бубера может быть увиден в новом свете под углом диалогизма М.М. Бахтина (2). Вместе с тем наследие М. М. Бахтина само по себе может стать источником обновления гештальт-терапии и расширения ее возможностей. В последнее время Михаил Бахтин – один из самых цитируемых авторов в мире. Интерес к нему продолжает расти у нас и на Западе, существует даже специальная наука – бахтинистика. Один из ее основателей В. Л. Махлин говорит: “Бахтин еще не стал Бахтиным, он только еще становится им” (3).
В связи с этим возникают две задачи:
обогатить, расширить диалогически ориентированную гештальт-терапию благодаря диалогизму Бахтина;
обосновать теоретически и развивать практически “русский стиль” в гештальт-терапии на основе диалогизма Бахтина, который соответствует нашей исторической традиции и особенностям менталитета.
Данная статья опирается на существующий опыт использования концепции диалога в психотерапии (4, 5, 6, 9, 21 и др.). Нам хотелось бы показать, как гештальт-подход позволяет по-новому увидеть и эффективно применять диалогизм М. М. Бахтина. Цель данной статьи – выделить характерные черты диалога по Бахтину, которые позволили бы работать с ним в гештальт-терапии. Нам необходимо также понять общую структуру диалога и отличие между диалогом по Буберу и по Бахтину.
Признаюсь, уважаемый читатель, что страшновато мне приступать к этой теме. Такие же ощущения были у меня когда-то у края горы Мангуп в Крыму: перехватывает дыхание от радости и страха, когда заглядываешь в яму, заполненную голубым воздухом. А за спиной треск кузнечиков и молчание караимского кладбища.
К тому же еще один знаменитый диалогист Ойген Розеншток-Хюсси требует молчать, если нет «полноты слова» т.е. согласованности темы, слушателя и говорящего (7). Вот я и ищу своих слушателей, тех, кого зацепят слова “диалог”, “поступок” или эпиграфы. Может быть, кого-то еще манит эта тема. Почему-то меня еще в начале 80-х втянул в себя белый том с названием “Эстетика словесного творчества”.
Как подобрать слова для описания диалога?! Говорю я для краткости: «диалог по Буберу», «диалог по Бахтину», хотя знаю: звучит это неточно. Итак, прежде всего, нам с тобой (ничего, что я на ты, как это принято в гештальт-сообществе) надо найти общий язык. Давай договоримся о значении терминов, начиная с самого главного.
Значение слова “диалог”
Обычное понимание слова диалог – это разговор. Разговор не с самим собой (не монолог), а вдвоем. Послушаем, что об этом говорит сам язык. Обратимся к этимологии слова «диалог», возникшего в Древней Греции. Оно состоит из двух частей: “диа” - два, двойственный и “логос”. С. С. Аверинцев пишет, что «логос» означает одновременно “слово” (или “предложение”, “высказывание”, “речь”) и “смысл” (или “понятие”, “суждение”, “основание”). При этом “слово” берется не в чувственно-звуковом, а исключительно в смысловом плане. В понятие “логос” вошел еще момент четкого числового отношения - “счета”, а потому и “отчета” (8). И еще одна цитата: логос – “это противоположность всему безотчетному и бессловесному, безответному и безответственному, бессмысленному и бесформенному в мире и человеке” (8). Понятие “логос” вошло в древнегреческую философию, иудейские и христианские учения. Это “сквозная смысловая упорядоченность бытия и сознания” (8).
В контексте этой темы для нас важны два момента:
1. Наличие связи между участниками диалога, единого пространства, в котором присутствует общий язык, смысл и ответственность. Рик Хикнер говорит об этом, как о духовной природе диалога, о “человеческом духе, который пронизывает все наши взаимоотношения” (9). Он опирается на Мартина Бубера и его понимание пространства “между”. Бубер подчеркивает, что диалогичность находится “не в одном из двух партнеров, не в обоих из них, но только в самом их диалоге, в этом “между”, в котором они существуют совместно“ (цит. по 9).
2. Присутствие двух голосов в диалоге: два голоса, две речи, два смысла, удвоенная ответственность. Хотя, это не обязательно разговор двух людей. Даже у Бубера диалогичность включает три сферы отношений “Я – Ты”: жизнь с природой, с людьми и с духовными сущностями (10).
Эти черты являются общими для всякого диалога. Есть они и у Бубера, и у Бахтина. Что же отличает эти две концепции диалога? Прежде всего, обращает на себя внимание то, что по Буберу диалог происходит в основном с другим человеком, а по Бахтину – с группой, сообществом, культурой. По-видимому, это объясняется различными особенностями структуры пространства “между”, на которые обращает внимание каждый из них.
Встреча в пространстве “между”
(некоторые особенности диалога по Буберу)
Вот как Рик Хикнер описывает диалогическую встречу в гештальт-терапии: ”Некоторые из наиболее целительных встреч случались у меня в тот момент, когда глаза моих клиентов встречались с моими глазами в полной тишине – но как много было сказано между нами. Это были встречи чего-то глубокого во мне с чем-то глубоким в другом. Во время этой встречи при отсутствии слов звучала истинная речь, наполнявшая нас собой и соединяющая вместе наши души” (9).
Во время такой встречи происходит выход ее участников на глубокий экзистенциальный уровень. Уровень, на котором находится самость, ядро личности, душа. И тогда контакт связывает две экзистенции. Появляется протяженность между ними, “волшебная нить” Владимира Высоцкого – пространство “между”, в котором живет логос.
Особенностью диалога по Буберу является сочетание контакта с выходом его участников на экзистенциальный уровень. В рамках данной статьи мы не можем останавливаться на других чертах применения диалога по Буберу в гештальт-терапии (см. 9, 21).
На этом месте я предлагаю, мой дорогой читатель, остановиться и передохнуть. Мне не хотелось бы, чтобы эта статья утомляла тебя сложностью философских построений, а полет духовности отрывал от прозы жизни.
Да и зачем нам с тобой эти логосы да экзистенции в переполненном метро, на замусоренных улицах и рядом с орущим дома телевизором? Ну, не один логос, а два; не одинокая экзистенция, а в компании – какой нам толк от этого? Как-то жили и без диалога, работали в гештальт-терапии, разговаривали по-человечески с клиентами.
Жили-то жили, и временами неплохо. Только достигались ли нами основные цели гештальт-терапии: целостность человека, его ответственность, реальность и полнота жизни? А есть надежда, что именно диалог…Один из этих “вечных” вопросов можно здесь затронуть.
Дилемма связанности и отделенности
(отличие диалога по Буберу от диалога по Бахтину)
Как избежать долгого одиночества и при этом не слиться с толпой, не раствориться в массе людей? Эти вопросы относятся к ряду экзистенциальных проблем, а значит, решаются всеми, всегда и каждый раз по-новому.
“Одно из фундаментальных напряжений человеческого существования – это напряжение между нашей связью и нашей уникальностью” (9). Качество нашей жизни в значительной мере зависит от того, сумели ли мы найти для себя баланс связанности и отделенности, индивидуальный ритм их чередования. Гештальт-подход Боба и Риты Резник в работе с парой служит для меня образцом построения такого баланса в контексте диалога по Буберу.
На наш взгляд, решения этой дилеммы в диалогических подходах Бубера и Бахтина находятся в разных плоскостях.
Бубер обращает внимание, что в пространстве “между” есть два полюса: “Я-Ты” - отношения естественной связанности и “Я-Оно” - отношения естественной сепарации (9, 10). Для него важно ритмическое чередование этих состояний: или связанность, или отделенность.
Бахтин же говорит об одновременных связанности и отделенности, вводя понятие автономной причастности (16). Как такое возможно? Только в результате парадоксального выхода в другое измерение, расширения видения. Если диалог по Буберу происходит в горизонтальной плоскости поля организм/среда, то диалог по Бахтину сосредоточен, прежде всего, вокруг вертикали. Это вертикальная ось поля, относительно которой организм является частью единого целого более высокого порядка.
Радикальный шаг Бахтина, выделяющий его среди остальных философов-диалогистов, состоит в переносе понимания отношений по вертикали из религиозной сферы в сферу социальной онтологии, гуманитарных наук, повседневной жизни.
Ох, не хотелось бы мне сильно затрагивать горы философских вопросов. Как будто глыбы смыслов нависают, грозя обвалом. Да чистотой жанра озабочен: чтобы все было и научно, и популярно. Как благополучно проплыть между этими Сциллой и Харибдой? Может быть, попросить, чтоб меня привязали к мачте? Но нет, это совсем из другой истории про Улисса.
Пойдем дальше. Главное только удержать курс на место встречи диалогизма и гештальт-терапии.
В гештальт-терапии о необходимости введения вертикали пишет Н. Долгополов, который рассматривает кроме отношений “Я-Ты”, “Я-Оно” еще и “Я-Мы” , подчеркивая их необходимость для контакта и развития (12).
С нашей точки зрения, контакт организма и среды включает 3 разных вида контакта человека: с другим человеком, с неодушевленным предметом и с группой. Для первых двух контакт характеризуется определенной областью соприкосновения на контактной границе, через которую перетекает энергия. Контакт с группой, о котором пишет Перлз (17), соответствует отношениям “Я-Мы” и является иной формой контакта организма со средой. Он происходит с участием либо многих областей границы, либо без непосредственного соприкосновения на физическом уровне.
Важно, что диалог – это особый вид контакта: с другим человеком как экзистенциальная встреча по Буберу и с группой как автономная причастность по Бахтину.
Автономная причастность в пространстве «между» (некоторые особенности диалога по Бахтину)
По Бахтину существует другой, чем у Бубера, тип связанности, который не противоречит отделенности, а соединен с ней. Вечное “Ты”, которое у Бубера открывается во встрече с другим человеком, у Бахтина проявляется в причастности человека социальным отношениям и жизни в целом.
Вслед за Достоевским Бахтин говорит о таком единстве целого, в котором каждый элемент “жив и значим не сам по себе, а [благодаря] своей причастности тому, что делает живым и значимым его самого” (20). Причастность – это заинтересованная, активная принадлежность целому: “моя уместность больше моего же места” (3).
Не хотели товарищи ученые рождать новый -изм, но пришлось, вот и появился диалогизм. А куда было деваться, если Бахтин ни в какую область наук не помещается? Это же ужас: «его сочинения охватывают лингвистику, психоанализ, теологию, социальную теорию, историческую поэтику, аксиологию и философию личности». Во как! Попробуй это ассимилируй отученным от интеллектуализации гештальтистским умом! Да, еще надо не забыть посмотреть в словаре, что такое аксиология...
Сила диалогического подхода в том, что Бахтин говорит о реальной, полицентрированной структуре мира и событий в нем. Событие является со-бытием: совместным и единым существованием людей в мире и потому – социальным и причастным (15). Работы Бахтина и исследования в области бахтинистики показывают, что автономная причастность соответствует реальной структуре мира и событий в нем, которая диалогична.
Однако реально участвовать в диалоге может только самостоятельный, автономный человек. Автономия, дополняющая причастность, дает человеку опору на свою экзистенцию, возможность звучать своим голосом в полифонии голосов группы.
Позиция «вненаходимости», о которой пишет Бахтин, соединяет такую автономию и взгляд на другого извне. Для каждого человека важно “не слияние с другими, а сохранение своей позиции вненаходимости и связанного с ней избытка видения и понимания” (11). Этот избыток возникает в отношениях, принося любовь, признание, прощение и активное понимание, услышанность. Так, по Бахтину у Достоевского “все существенное растворено в диалоге, поставлено лицом к лицу” (11). Вненаходимость существует и в области культуры: “чужая культура только в глазах другой культуры раскрывает себя полнее и глубже” (11).
С автономностью гештальт-терапия умеет работать. Как же нам научиться работать с причастностью? Рассмотрим то, что создает причастность в реальной жизни – поступок причастности.
Поступок причастности
Бахтин говорит о поступке как о реализации какого-то смысла, ценности. Слово «поступок» возникает и у раннего Бубера со сходным значением «овнешнения» себя. Это особое решение: «не просто выбор того или иного варианта из возможных; это выбор между бытием или небытием, это отдача себя на милость жизни. Как бы отдача дара» (2). Следовательно, человек обретает свое истинное “я”, находит себя только в поступке, “самореализации в чем-то большем, чем я сам”.
Поступок – своеобразная плата за диалог. Он является, по сути, экзистенциальным выбором и разделяет тех, кто сделал его, и тех, кто не делает.
Как тебе, дорогой читатель, нравится требование совершать поступки? Это совсем не по-гештальтистски: среда вдруг заговорила и чего-то хочет от тебя, от меня, от нас. Но кое-кто сам вызывается и “согласен заплатить”. У меня это всегда вызывает уважение. Не так-то просто: занять свое место, иметь свой голос, делать свое дело. А иначе – как в названии раннего фильма Никиты Михалкова: свой среди чужих, чужой среди своих…
М. Папуш показывает, что человек, рассматриваемый в плоскости организм/среда, не имеет возможности экзистенциального выбора и не нуждается в нем (14). Однако гештальт-подход дает возможность работать с проблемой экзистенциального выбора, выходя за рамки концепции поля организм/среда. Об этом пишет Ф. Перлз, некоторым образом указывая на автономную причастность Бахтина: «Человек способен жить в заинтересованном контакте со своим обществом, не будучи поглощен им, но и не отчуждаясь от него» (17).
В данной работе мы говорим об особом поступке: об экзистенциальном выборе своей причастности. Концепция диалога по Бахтину дает ряд его характерных черт, которые нам представляются важными для гештальт-терапевтической практики.
Что дает и что требует такой поступок?
1) Расширение видения.
В этом смысле диалогизм Бахтина в понимании его исследователя М. Холквиста - “это, в первую очередь, способность видеть мир вне нас самих и, соответственно, умение правильно, трезво воспринимать себя самих “релятивно”, то есть в конкретных взаимоотношениях с другими людьми и явлениями” (цит. по 13).
2)Воплощение в качестве участника событий.
“Не только я вижу мир и других в нем, но и меня видят в нем” (2). Благодаря этому человек становится реальным. «Только через ответственную причастность единственного поступка можно выйти из бесконечных черновых вариантов, переписать свою жизнь набело раз навсегда» (20).
3)Круговая ответственность.
М. Холквист говорит, что в диалогизме экзистенция человека становится ответственной не только “за автономную свободу своего “Яя”, своей точки зрения. Но ответственна практически за всю круговую ситуацию, внутри которой я на самом деле занимаю одно-единственное ограниченное место” (цит. по 13).
Итак, поступок причастности – это особый экзистенциальный выбор, требующий круговой ответственности, и дающий новый уровень видения и самореализации человека. Наш основной вывод следующий: поступок - одна из основных категорий диалога по Бахтину, который создает вертикальную ось, соединяющую экзистенциальный и групповой уровень пространства «между». Гештальт-терапия, основанная на диалоге по Бахтину, предполагает осознавание поступка, создающего причастность, как особого экзистенциального выбора человеком себя и своего места среди других людей.
Статическая модель диалога
Проиллюстрируем на графической схеме основные понятия этой статьи: диалог, поступок, встреча и контакт.
Как известно, картинкой, иллюстрирующей контакт, являются два соприкасающихся круга. Для диалога аналогичную схему мы предлагаем на рисунке 1.
На этом рисунке центр круга обозначает центр личности. Принадлежность к группе обозначается тем, что малые круги полностью входят в большой круг, а не пересекают его границы.
Поле группы показано более насыщенным, чем остальная среда, поэтому видно, что человек в диалоге соприкасается всей своей границей с группой.
Но структуре диалога более соответствует, как нам кажется, его объемная модель (рисунок 2).
На этом рисунке, кроме межличностного уровня, появляются социальный и глубинный уровень. Верхний конус отображает поступок причастности, а нижний – автономность в контакте с самим собой.
Когда я нарисовал эти два рисунка, то пережил полный инсайт: так это же совсем как в «Маленьком принце»: удав изнутри и шляпа. Показываешь человеку рисунок 1 и спрашиваешь, видит ли он за ним рисунок 2. Если нет, то к диалогу не способен. Хотя, конечно, наша задача - расширять осознавание, а не отбраковывать всех неосознанных.
А может быть, это тоже про диалог:
«Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь» ?
Встреча на рис. 2 изображается двумя соприкасающимися кругами и их нижними конусами, а автономная причастность – одним кругом с верхним и нижним конусами. В то же время, встреча и автономная причастность на рис. 2 – две стороны единого диалога.
Воодушевляющая метафора у меня возникла, когда я смотрел на этого «удава изнутри»: диалог по Буберу похож на стол – на него можно опереться, а диалог по Бахтину похож на столб – за него можно держаться. Смотрится по-разному, а отличие всего в одной букве. Хотя опираться можно и на столб, если что-то строить, а не идти домой по синусоиде. А вот держаться за стол – нельзя. Такая вот возникла краткая и наглядная теория диалога...
Практическое применение диалога как поступка
Как известно, гештальт-терапию называют не только терапией контакта, но и терапией контактом (18). По аналогии мы рассматриваем терапию диалога (цель которой – устранить нарушения диалога и установить здоровые диалогические отношения) и терапию диалогом (цель которой – использование диалога для эффективного решения личных проблем клиента).
Пример терапии диалога №1
Клиентка (К.), 40 лет, благополучная семья, не работает, муж хорошо зарабатывает, дети выросли – студенты. Родственники предлагают ей найти применение своим способностям, но она не предпринимает попыток, так как долго не работала и не чувствует для этого необходимости. Приведем выдержки из двух гештальт-терапевтических сессий с ней.
К.: «После отдыха летели домой на самолете, мои соотечественники (которых я вообще-то люблю) напились и безобразничали. Я не могу понять, почему это меня так сильно раздражало».
Терапевт (Т.) спрашивает, на что похоже это раздражение. К. отвечает, что еще ее раздражают дети, если они за столом чавкают. Вспоминает и об отце, которого К. очень уважает, но который тоже ел некрасиво. Эпизоды некультурного поведения окружающих сопровождались в рассказе сильными эмоциями, не адекватными происходящему.
Далее у Т. была возможность работать с механизмом проекции и помочь К. осознать спонтанную, «дикую» часть своей личности, которая не могла проявляться в рамках ее размеренной и скучноватой жизни. Но вместо этого началась работа по прояснению амбивалентности отношения к этим людям.
Т.: «Скажи, а когда ты любишь другого человека, ты принимаешь его полностью?»
После этого на первый план вышла тема отношений с отцом и внимание было сконцентрировано на разграничении вины перед ним и экзистенциальной вины в отношениях с близкими людьми.
В сессии развернулся диалог-встреча, во время которой Т. делился своим страхом потери близких людей и виной перед ними. Возникло единство Т. и К. перед лицом этих общих для обоих «вечных» вопросов.
Таким образом, в этой сессии К. осознала небезусловность своей любви и вышла на экзистенциальный уровень своих проблем: вины и ответственности в отношениях с близкими.
На следующей сессии К. заявила, что хочет разобраться в своих взаимоотношениях со старшим сыном. Родители предоставляют ему большие возможности, возлагая при этом на него большие надежды. Он грубит, замкнут, с ним нет нормального контакта.
В ходе работы с использованием обычной гештальт-техники «пустого стула» К. начинает лучше осознавать интересы сына, его отношение к ней и жизни. Вспоминает, что в свое время и от нее родители ожидали блестящих успехов, и что она при этом чувствовала. Постепенно диалог с «пустым стулом», то есть психодраматическое проигрывание встречи с сыном, заходит в тупик. Этот тупик отражает реальную проблему нарушения процесса естественной сепарации.
Тогда Т. предлагает К. встать, посмотреть на оба стула и сказать, как она видит свои отношения с сыном.
К: « Дураки оба. Любят друг друга, а делают больно».
Т: «Что можешь сказать себе?»
К. «Оставь его в покое. Живи своими интересами».
Т: « А сыну?»
К: «Ничего. С ним все в порядке».
Сессия завершается осознанием К. необходимости определить свои истинные желания и начать активно действовать, при этом она принимает решение ограничить свое влияние на сына.
Предложенный в этой сессии технический прием диалога с «двумя пустыми стульями» фактически означает психодраматическое разыгрывание автономной причастности. Не случайно поворотным моментом в ходе терапии было появление нового взгляда К. на ситуацию. Он возник сразу при выходе на другой уровень: как возможность посмотреть на ситуацию сверху и переход из привычной родительской позиции в «пространство между». Такое изменение точки зрения позволило увидеть ситуацию целиком и осознать ее смысл.
Характерно, что в результате возникшего диалога с сыном К. нашла свое место в этих отношениях, на котором ей стало спокойнее и комфортнее. С одной стороны, она позволила себе быть автономной и удовлетворять свои собственные потребности, а с другой, - быть связанной «не слишком туго» с ребенком.
При развитии этих диалоговых отношений любовь к сыну может уравновеситься любовью к себе, ответственность за его будущее – ответственностью перед собой. Мы можем надеяться, что появятся новая свобода и легкость, возникнет новая структура отношений: сформируется гештальт здоровых отношений взрослой матери и взрослого сына.
Естественно, что для К. изменение отношений с сыном – серьезный поступок, требующий мужества, который влечет за собой целый ряд поступков в профессиональной и других сферах жизни. Можно предположить, что здоровый диалог с сыном будет для К. основой для установления подобных отношений с семьей и социумом. Тогда, если ее и будет раздражать то, как едят и пьют ближние, она сможет адекватно высказаться по этому поводу.
Пример терапии диалогом №2
Гештальт-группа, достаточно сплоченная и продуктивно работавшая в первый день, на следующий день снизила темп. Энергия в группе падает, некоторые участники скучают, они не нашли возможности выразить свои чувства, не решаются предъявить проблемы, которое всплыли вчера.
Ведущий (В.) предлагает 1,5 часа поработать в “стиле провокации”:
В.: Самая большая провокация – это правда. Давайте максимально искренне общаться и прямо говорить то, что вы друг о друге думаете. Если кому-то будет слишком много – я помогу, если мало – тоже.
Группа с интересом и некоторой опаской соглашается. В. спрашивает, что участники хотели бы получить для себя за это время. Далее он так организует процесс взаимоотношений в группе, чтобы каждый действительно получал это. Например:
В.: Ира хотела “увидеть, почувствовать, как я среагирую на негатив”. Кто может сказать об Ире что-нибудь негативное?
...
В.: А что-нибудь позитивное в ней видите?
...
В.: Еще Ира «хотела провести анализ и перевести негатив в позитив».
Ира: Это я буду обдумывать потом.
В.: Зачем откладывать: давайте усилим негатив - и он перейдет в позитив. Кто может помочь сделать из этого выводы?
...
В.: Теперь, когда все желающие высказались об Ире, может быть, ты сама хочешь сказать о ком-нибудь из них?
...
Таким образом, каждый участник попадает в “круговое зеркало” обратной связи от всей группы. В откровенной, искренней, доброжелательной, но в то же время экстремальной, острой обстановке люди высказывают свои обиды, подозрения, возвращают проекции и освобождают ретрофлексии. Возникают реальные чувства, истинное восприятие себя и других.
В этой процедуре для В. важно сохранять свою независимость, спонтанность, следовать своим желаниям и реакциям. Необходимо, чтобы запрос каждого участника был формально предъявлен и удовлетворен, например:
В.: Таня хотела, “чтобы было больше эмоций, чтобы появились проблемы”. Таня, у тебя еще здесь не появились проблемы?
Таня: Нет, пока я вижу проблемы других.
В.: Ну, почему же? На самом деле, твои проблемы давно проявились. Кто может сказать, какие?
...
В.: Катя хотела “посмотреть на свою реакцию”. Кто-нибудь видел, как Катя реагирует?
...
В.: Вера вначале сказала: “Ничего плохого не хочу услышать. Хотите хвалить - с удовольствием послушаю». Кто хочет похвалить Веру?
...
В.: Сергей хотел искренности. При этом ты как-то все время помалкиваешь. Может быть, проявишь искренность, а там и в ответ ее получишь!
...
К концу времени, выделенного для такой работы, состояние группы стало спокойным и наполненным. Участники группы уже все высказали друг другу. Каждый из них получил какой-то важный для себя личный опыт, подъем энергии. Многие участники нашли или утвердились на своем месте в группе. Но на третий день один из ее участников не явился. Значит ли это, что его свободный выбор оказался в пользу непричастности этой группе? Если да, то что в словах ведущего или других участников группы могло способствовать этому?
В такой процедуре, как во всякой провокативной терапии, есть риск, повышение энергии, быстрое столкновение с проблемной областью. Резко возрастает ответственность ведущего за состояние каждого участника: надо дать всем быстро высказаться, получить достаточную обратную связь и как-то ее ассимилировать. Большая доля внимания ведущего уделяется группе в целом, так как динамика процессов в ней резко возрастает.
Диалогические отношения были введены ведущим директивно и состояли в следующем:
1. каждый участник должен был принять ответственность за свой запрос, свои высказывания, свою роль в отношениях с другими и с группой.
2. взаимодействие было построено так, что каждый участник общался не только с кем-то другим, но и с группой в целом.
Работа в таком режиме возможна только при достаточном знакомстве участников, сплоченности группы. Наличие в ней подгрупп и “выпадающих” участников становится опасным для целостности группы. Ведь от каждого участника требуется совершать поступки: быть искренним, высказывать правду, ассимилировать критику и положительные высказываний о себе, определить свое место в группе, заботиться о других участниках и группе в целом. Все это складывается в единый поступок причастности группе, когда она поставлена ведущим в экстремальные, но благоприятные для развития условия.
Предварительные итоги
Итак, сформулируем несколько выводов, которые могут стать предметом обсуждения и более детальной разработки:
1. Диалог по Буберу и диалог по Бахтину – разные аспекты единого диалога.
2. Необходимым условием диалога по Буберу является контакт, а диалога по Бахтину – причастность.
3. Причастность требует от человека ответственных поступков.
4. В рамках гештальт-подхода возможно создание диалога по Бахтину на основе фасилитации у его участников одновременно состояний автономности и причастности.
Пришла пора прощаться, мой дорогой читатель. Спасибо тебе за то, что ты был со мной, пока я писал эту статью. Если будут вопросы – поделись, если знаешь ответы – спрашивай. До встречи.
Литература
Резник Р. Гештальт-терапия: принципы, точки зрения и перспективы. Интервью с Малкольмом Парлетом / Гештальт-95. - М., 1996.
Махлин В.Л. Я и другой (истоки философии “диалога” XX века). - Спб., 1995.
Махлин В.Л. Философская программа М.М. Бахтина и смена парадигмы в гуманитарном познании. Автореф. докт. дисс. - М., 1997.
Станкевич Г.Л. О диалогической природе психотерапевтических изменений / МПЖ № 2, 1999.
Флоренская Т.А. Диалог в практической психологии. Наука о душе. - М., 2002.
Копьев А.Ф. Взаимоотношение “Я”-”Другой” и его значение для практической психологии // МПЖ №2 1999.
Розеншток-Хюсси О. Бог заставляет нас говорить. - М., 1998.
Аверинцев С.С. София-Логос. Словарь. - К., 2001.
Хикнер Р. Диалогическая основа // Российский гештальт. - Новосибирск, 2000.
10.Бубер М. Я и Ты. - М., 1993.
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979.
12.Долгополов Н. Б. «Я-Мы» состояние как необходимое условие развития личности. / Гештальт-95. - М., 1996.
13.Махлин В.Л. Что такое диалогизм? / Диалог. Карнавал. Хронотоп. №1. – 1993.
14.Папуш М. Психотехника экзистенциального выбора. - М., 2001.
15.Бахтин М.М. К философии поступка. / Философия и социология науки и техники. - М., 1986.
16.Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975.
17.Перлз Ф. Гештальт-подход и Свидетель терапии. - М., 1996.
18.Гингер С., Гингер А. Гештальт-терапия контакта - СПб., 1999.
19.Бахтин М.М. О философии искусства. - М., 1991.
20.Махлин В.Л. Я и Другой. К истории диалогического принципа в философии XX века. - М., 1997.
21.Virginia Burley. Dialogue: Theory and Application . GATLA Reader, 1999.
Статья напечатана впервые в сборнике «Российский гештальт». – Москва-Новосибирск, №5, 2003.
Comments